В 1732 году Великобритания пыталась поощрять китовый промысел премиями – в 30 шиллингов с тонны каждому кораблю в 200 тонн. В 1749 г. эта премия была повышена до 40 шилл.; затем снова понижена до 30 шиллингов в 1777 году и опять повышена до 40 шиллингов в 1781 году. Однако, корабли снаряжались скорее ради премии, чем для ловли китов и в продолжение пяти лет, следующих после понижения премии в 1777 году, число судов уменьшилось от 105 до 39. После 1781 г. оно быстро возросло и продолжало возрастать, хотя премия и была уменьшена. Последняя была окончательно прекращена в 1824 году. Однако, в 1815 году, когда английский промысел был на высшей степени своего процветания, занимались им только 164 судна. Между тем, голландский китовый промысел прекратился вследствие национальных бедствий и последствий французской революции. Британский китоловный промысел существует и теперь, хотя далеко не в тех размерах, в каких он существовал 50 лет назад. Французский промысел также упал. (С 1854 по 1858 год 4 больших французских судна били китов в Охотском море и Арктическом океане.)

      В настоящее время, американцы более всех других наций заняты китоловством. Колонии Новой Англии взялись за него в весьма отдаленное время, пользуясь сначала только лодками и действуя у своих берегов, которые, впрочем, были покинуты китами ранее середины XVIII-го столетия и, с того времени, корабли стали снаряжаться в северныя моря.

      Из всех английских городов, Дунди и Питергед, в позднейшее время, наиболее занимаются китобойным промыслом. За ними следует Гулль. Норвежцы также продолжают ловлю, но в меньших размерах и исключительно у своих берегов. Соединенные Штаты Северной Америки заслуживают особеннаго внимания, как нация, которая затмила все другия в этой отрасли национальной предприимчивости. Хотя жир и китовый ус упали в цене, вследствие большей дешевизны других продуктов, их заменяющих, и флоты китоловных судов были истреблены крейсерами южан во время последняго восстания, а затем 30 кораблей погибло в Арктическом океане в 1871 году, и 11-ть в 1876 г., - все-таки, к началу 1885 года, они еще имели флот в 133 судна, с водоизмещением 31.207 тонн, занятый китоловным промыслом.

      Нью-Бедфорд, в настоящее время, величайший китоловный порт в мире, а Сан-Франциско начинает, в последнее время, соперничать с ним, имея 1-го января 1885 года 19 судов, занятых этим делом, при чем 6 из них паровых.

      <…>

      Год от года, мы читаем в американских газетах, что китовый промысел становится убыточным для его деятелей; но, в то же время, в их руках находится более средств для ловли, с улучшением судов. (Первый китобойный пароход был построен в Сан-Франциско в 1882 г. и назван Bowhead. Он погиб в 1884 г., и в этом году китобойный флот насчитывал семь пароходов.)

      <…>

      Из 133 судов, занятых ловлею в сезон 1885 г., было девять винтовых пароходов. (В настоящее время доказано, что пароходы, будучи в состоянии проникать в поломанные льды, с шансами из них выбраться, делают большие уловы, чем парусныя суда.)

      <…>

      <…>

      Если сравнить первыя 10 лет <…>, с 1853 по 1862 г., с последними десятью годами, с 1875 по 1884 год, то увидим, что среднее количество жира, добытое каждым судном китоловнаго флота северной части Тихаго океана, почти одинаково в оба периода, достигая до 809 боченков в первый период и 816 боченков на судно во второй период.

      Так как слоимость улова, особенно относительно китоваго уса значительно увеличилась за последния 10 лет, то не покажется удивительным, почему американцы рискуют своими капиталами в китоловных предприятиях. (Большая часть действующих пароходов окупилась в первый же или во второй сезон.)

      Моею целью было показать читателю возможно более подробно важность американскаго промысла, особенно в северной части Тихаго океана, и причина этого связана с надеждою, что эта доходная ветвь промышленности разовьется в близком будущем, в среде моих соотечественников. Никакая страна в мире и никогда не имела таких удобств, какия представляются нашими азиатскими побережьями, для развития китоваго промысла. Эти ценныя животныя, так сказать, у наших дверей, и миллионы денег ежегодно проплывают мимо наших берегов. И почему бы нам не пользоваться богатствами, которыя природа как бы поместила у нас под руками для нашего удобства и счастья?

      В 1851 г. некая компания в Або (Финляндия) в связи с русско-американскою компанией отправила судно (bark) под именем Soumi (приблизительно 400 тонн вместимостью) в Охотское море с китоловными целями. Это судно, наполненное в 1852 и 1853 годах, вернулось домой в 1854 г. и было продано в виду начавшейся крымской кампании. Это судно было, вероятно, первым русским китоловом в этих морях. В 1853 г., другая барка, Turku, почти той же вместимости, отправилась к местонахождениям китов и била их в продолжение месяца на Кодьякском местонахождении, в октябре 1853 г. В 1853 г. ею было поймано 9 штук (Balaena Mysticetus) в Желтом и Японском морях и, затем, она приняла почти полный груз, в тот же сезон, в Охотском море. (На этом судне автор был старшим штурманским офицером и гарпунщиком-волонтером. Отпустив китоловов в 1854 г., он поймал 3 китов у Аяна, в сентябре того года, и это была, вероятно, первая поимка, сделанная русскими в этих водах.) В то же время, другая барка, Аян, пришла к концу сезона также в Охотское море и оба судна зазимовали в Петропавловске в зиму 1854-1855 г. Turku снялась раннею весною 1855 года, с уловом обоих судов, и отправилась на Кодьякский остров, где жир и ус были зарыты и судно, по недостатку провизии, ушло и благополучно прибыло в Ново-Архангельск, где и оставалось до конца войны.

      Зафрахтованный правительством, Аян остался в Петропавловске и был сожжен соединенным англо-французским флотом весною 1855 г. В 1857 году Turku доставила свой груз в Бремен, где и была снова снаряжена. Летом, того же года, одно судно по имени Greve Berg было снаряжено в Або, а другое Storfursten Constantin в Гельсингфорсе. (Автор командовал этим судном.) Эти три судна отправились осенью в северную часть Тихаго океана и на следующий год били китов в Охотском море. В 1856 г., другое судно было послано абовскою компанией и появилось на местонахождениях китов в 1859 г. В конце этого сезона Turku отправилась домой, оставив только барку Amur на сезон 1861 года, под конец котораго она вернулась, чем и окончились китоловныя предприятия из Финляндии, которые были начаты и велись с такою энергией и надеждами.

      Много было причин, вредно действовавших на это предприятие. Изложу их здесь вкратце. Крымская война мешала предприятию во многих отношениях, особенно же устраняя русских китоловов от местонахождения китов в течение трех сезонов 1855, 1856 и 1857 гг., тогда как целые флоты иностранных судов были заняты китоловным промыслом. Считают, что в эти три сезона, 438 судов действовали в Охотском море и перебили не менее 6.654 китов. Эта громадная охота, понятно, сделала китов, избежавших гарпуна, более осторожными и пугливыми, что было чрезвычайно невыгодно для русских китоловов, прибывших на промысел в 1858 году. Улову Tugur’а много убытков принесли течи и двухлетнее бездействие. Затем, повредил делу упадок цен на жир и китовый ус в 1861 году, когда рынок был переполнен уловами предыдущих лет. Это показывают выдержки из отчетов Соединенных Штатов:

      Малые уловы судов, как видно из следующей таблицы, все-таки оставили хоть какую-нибудь прибыль, если бы путь вперед и обратно не отнимал столько времени, как это видно из нижеследующей таблицы, показывающей количества жира и китоваго уса, добытаго судами абовской компании, число лет, в продолжение которых было занято судно и время, которое пошло у него на китоловство:

      Storfursten Constantin из Гельсингфорса добыл 1.900 боченков жира и 23.000 фунтов китоваго уса, что составляет, средним числом, 475 боч. в год 633 боченка в сезон работы. (Это судно вышло из Гельсингфорса в октябре 1858 года и вернулось в этот порт в конце августа 1861 года.) Его первоначальная стоимость перед отплытием была 35.000 руб.

      Приведенная выше таблица составлена исключительно на память, и количество улова может поэтому несколько отличаться от действительнаго улова каждаго судна.

      С 1861 года прекратился промысел, предпринятый судами балтийских портов. Надеясь, что не сочтется за надменность рассказ о смелом предприятии, с целью продолжить китовый промысел у наших азиатских берегов, я осмеливаюсь привести его здесь в связи с настоящей статьей.

      Уже 12 лет находился я вдали от дома, в этой далекой части света, и из этих 12 лет 9 были проведены мною на охоте за морскими чудовищами, когда я со многими другими очутился на сравнительно неизвестном берегу, с несколькими сотнями рублей в кармане и единственным сокровищем – знанием и опытностью в китовом промысле. В водах Охотскаго моря резвились тысячи китов, которые представляли собою миллионы денег; «почему, спрашивал я себя: если такия богатства дали возможность построить города в различных частях света, почему России не построить свой Шмеринберг, только с большими удобствами для мореплавателей нежели голландцы, на покрытом льдом Шпицбергене? С такими мыслями я отправился, в сопровождении трех смелых товарищей, через Сибирь, осенью 1861 года. (Партия состояла из капитана В. А. Торнквиста, который был 2-м офицером на Turku и первым офицером на Storfursten Constantin, Артура фон-Нордмана – натуралиста, ассистента С. А. Торрселя и автора. На пути г. Нордман был убит в Нерчинске майором Шумаховским. Г. Торнквист случайно застрелился охотясь в 1882 году в Нахотке, а Троссель, после многих неудачных попыток в торговле и фотографии, скончался во Владивостоке в 1884 г.)

      Приехав в Николаевск, в начале июня 1862 года, мы приобрели судовой барказ 22 фут. длины и 7 фут. ширины, настлали на нем палубу, вооружили мачтою, взяли на борт провизию и 8 июля пустились в Охотское море. Держась берега от Сахалинскаго залива до устья реки Уды и изследуя все берега, где предвидилась возможность встретить китовый ус, мы успели собрать до 3.000 фунт. и возвратились в Николаевск 7 сентября. Такое начало дало средства продолжать дело, доставило провизию и деньги для покупки китобойных лодок и других необходимых предметов охоты. Запасшись провизиею на зиму, мы опять направились к Удскому заливу 16 сентября. Противные северные ветры и штормы, господствующие там осенью, замедляли наше плавание; но после многих лишений и больших опасностей, мы высадились на берег около устья Уды при снежной метели с северо-востока 20 октября, спаслись сами и спасли свой шлюп и крепко проспали ночь, среди выброшеннаго морем леса, при показании термометра – 18° R. Мы перезимовали в Удской и, в апреле, я отправился на оленях вдоль берега, нашел подходящее для нашей колонии место на маленькой реке Кутинь, около устья Тугура. Уведомив о том моих спутников, я продолжал путь по этой реке, приобрел лодку и с новым другом, молодым тунгузом, спустился на ней на веслах до Ангуна, по которому достиг Амура и прибыл в Николаевск рано в июне. Благодаря нашему губернатору адмиралу Казакевичу, я получил позволение отправиться с закупленною провизией на военном пароходе Сахалин, который и высадил меня, в последних числах сентября 1863 г., у нашей новой колонии. Здесь я застал своих товарищей, купивших у американских китоловов две китобойных лодки и другия принадлежности промысла, и занятых постройкою дома для зимовки. 1 января 1864 года Тугурская колония насчитывала 7 жителей: 3 финляндца, 3 якута (2 мужчин и 1 женщина) и 1 тунгуз. Обитали в одном доме, походившем скорее на холм из снега и льда, - если бы не дым и искры, выходившие из его центра, как из миниатюрнаго вулкана. Для весенняго промысла нужно было еще 7 человек, из которых только трое находились в Удском. Чтобы достать этих людей я отправился на лыжах, с моим тунгузом, и пришел в Николаевск в 18 дней, и мы привели с собою четырех отставных матросов. Весна наступала и 20 мая мы распустили парус на двух хорошо вооруженных шлюпках и выступили между лдов Тугурской бухты. Так началось новое китобойное предприятие, которое и держится уже более 21 года.

      Осенью 1862 года Русско-американская компания учредила китоловную станцию в Мамге, на Тугурской бухте, и здесь работали две шхуны в течение трех сезонов 1863, 64-65 годов, а затем, осенью 1865 г., неожиданно поселение и промысел были брошены. В течение трех сезонов его существования было добыто до 2.700 боченков жира, и около 31.000 фунтов китоваго уса.

      Перваго января 1868 года Тугурская колония насчитывала 116 постоянных жителей, принадлежащих к следующим национальностям и племенам: 17 русских (включая 3 финляндцев), 2 из Соединенных Штатов Северной Америки, 1 ирландец, 1 португалец, 1 гаваец, 1 Роззаре (Каролинских островов), 2 негра из Южн. Каролины (Соед. Штаты), 50 якутов и тунгузов. Из женщин были три русских и 13 туземных. Колония состояла из 12 прочных домов, собственно мне принадлежащих, и люди на моей службе пользовались стольким же числом домов, лежавших в непосредственном соседстве. Промысел велся лодками за сезоны 1864 – 65 годов, а в сезоны 1866 – 72 г. шхуною, снабженною четырьмя лодками; в сезоны 1873 и 74 гг. шхуною и баркою в 400 тонн с семью лодками; в сезоны 1875 – 76 одною шхуною с четырьмя лодками; в сезоны 1877 – 81 – шхуною и паровым бригом Сибирь с шестью лодками и в сезоны 1882 – 84 – одною Сибирью с четырьмя лодками. (Siberia била китов только в Японском море у наших тамошних берегов в сезоны 1883 и 1884 г. и доставила просоленный жир в Японию, где он был продан по цене от 3.50 до 7 долларов за пикуль (3 пуда 26 фунт.).) Последний сезон 1885 г. это судно плавало в Беринговом море и Арктическом океане с китоловными целями.

      В течение десяти сезонов, с 1864 до конца сезона 1873, было поймано всего 65 китов, давших 4.710 боченков жира и 60.658 фунт. китоваго уса.

      Сезон 1874 года был неудачен. Девять американских и два русских судна промышляли в Охотском море, и из-за какой-то зависти отгоняли друг у друга китов. Последствием было то, что никто не наловил достаточно, чтобы покрыть расходы, и поэтому барка Тугур была продана. (В 1881 году Тугурская колония была покинута.)

      Полярный кит (китоловами эти киты, по большей части, называются «дугоголовыми») живет в Охотском и Беринговом морях и Арктическом океане, а в последние годы встречался и в Гудзоновом заливе и Девисове проливе. (Что эти киты, в последние годы, попадались в Гудзоновом заливе и Девисовом проливе, сказано на основании показаний одного китолова, который говорит, что ловил таких же китов в этих водах. К этому сообщению нужно относиться с осторожностью, так как об этом предмете ничего не сообщено английскими китоловами.) Этот кит, кажется, не имеет кочеваго характера, общаго другим членам семейства cetacea; со времени перваго с ним знакомства в 1846 или 1845 г. он всегда встречался только в известных пределах северных морей. (Я полагаю, что по этому предмету не существует ни одного действительнаго наблюдения; другими словами, китоловы никогда не наблюдали, чтобы киты переходили из одного моря в другое. В данном случае все основывается только на предположениях. Что они представляют отдельный вид, предполагается на том основании, что у арктических китов головы гораздо больше, и поэтому больше и уса, а туловище тоньше, чем у охотских китов; но такие экземпляры попадаются и в последнем море, хотя реже. Предположение о том, что арктический кит посещает Охотское море и наоборот, основано на следующем: в иные годы, по краям льдов в Охотском море попадается множество китов раннею весною, а в остальное время их весьма мало; в другие года их мало попадается весною; но позднее – в сентябре и октябре, они вдруг появляются в большом числе, голодные и, повидимому, куда-то торопятся. Тогда они серьезно принимаются питаться, часто выставляя отчасти свои головы из воды, и не обращают внимания на усердное преследование лодок. В такое время, если какой-нибудь кит поражен гарпуном, все они немедленно погружаются; но, вместо того, чтобы исчезнуть, опять принимаются за еду и дают китолову случай зацепить еще одного кита. Иногда бывало поймано до пяти китов в один день, а все они оставались на одном и том же месте. Несколько китов было поймано с гарпунами, засевшими в жир, и на последних были помечены имена судов, никогда не бывавших в этом море. Один из таких был пойман мною, и в спине его был французский гарпун с именем судна, охотившагося в Арктическом океане за 12 лет ранее этого случая. Упуская сотни других наблюдений, которыя более или менее приводят к мысли о том, что арктические и охотские киты живут вместе в обоих этих морях, и лично придерживаясь этого убеждения, я не могу не заметить, что можно многое сказать за и против этого предположения. В прежние годы, когда китов было множество, и все части Охотскаго моря пестрили кораблями, никто не думал об этом предмете; он привлек внимание китоловов только лет 25 назад, и заключение было выведено без больших изследований. Против этого можно сказать: 1) что несколько парусных судов могут иметь только весьма ограниченное представление о числе китов в Охотском море, так как, благодаря господствующим здесь штилям, такия суда, естественно, держатся только некоторых местностей и, не находя вовсе или малое число китов, китоловы еще более убеждаются в верности своего предположения о том, что киты ушли в Арктический океан, - а между тем может быть совершенно противное. Киты, не будучи обеспокоены и имея пищу в изобилии, могут оставаться все лето на одном месте, пожалуй, не более 100 миль от китоловов, и выслав несколько опытных стариков в качестве разведчиков, могут даже получать известия и держаться подальше от врагов. По тем же причинам часто случалось, что из нескольких судов, одно или два вовсе не встречали китов и приходили в порт чистыми, тогда как другия видели много китов и делали значительные уловы. 2) Что же касается их внезапнаго появления, как бы после продолжительнаго перехода, то ясно, что предположив, что они переплыли Охотское море, - скажем, от Ямских островов до Шантарских, что, как известно, они и делали, - то, после такого перехода, они могут быть столь же голодны, как если бы пришли от юго-восточных берегов Камчатки. 3) Что касается гарпунов, найденных в пойманных китах, то они могли быть брошены в их спины не только в Ледовитом океане, но и в Охотском море, благодаря тому обстоятельству, что китобойныя суда часто продаются в Гонолулу, и гарпуны покупаются и употребляются другими судами, что могло случиться и с французским кораблем, упомянутым выше. В настоящее время кажется невозможным прийти к удовлетворительному заключению, если мы обратим должное внимание на приведенные выше аргументы.

      С другой стороны, кажется весьма неестественным, чтобы они были замкнуты в столь узких пределах, как Охотское море, из котораго, как можно предположить, они почти совсем выживаются морозами в холодныя зимы; а если так, то почему бы им не отправиться вдоль Камчатскаго берега в холодном течении, идущем от Беренгова пролива, и в котором для них должна содержаться в изобилии пища. Арктический кит, по необходимости пришедший на юг до 60° сев. широты, а иногда и далее, может равным образом, но по противоположному направлению, спуститься вдоль этого берега и присоединиться к своим собратам в каких-нибудь местностях, где наблюдать за ними зимою не мыслимо.)

      В Охотском и Беринговом морях эти киты встречаются ранней весною у окраин льдов и, по мере того как льды исчезают, отправляются к берегам перваго из морей, где и остаются до тех пор, пока лед не заставляет их удалиться в открытое море. В Беринговом море они направляются к северу вместе с уносимым течением льдом и проникают, через Берингов пролив, в Ледовитый океан, где они ограничиваются изломанными ледяными полями этих местностей. Осенью, когда ледяные поля опять соединяются, и новый лед направляется к югу, киты непременно проходят опять Берингов пролив и остаются на зиму у краев льда Берингова моря.

      Сообщаются ли киты Охотскаго моря со своими братьями Берингова моря, представляет еще неразрешенный вопрос. Это кажется весьма вероятным, хотя никогда не замечалось китоловами. Большинство считает их обособленными и даже принадлежащими к различным видам. Это предположение основано на том, что кит Охотскаго моря дает меньший средний вес уса на боченок жира, чем дал бы арктический кит. Но, по крайней мере, половина улова Охотскаго моря состоит из небольших китов, дающих от 30 до 60 боченков жира, тогда как улов в Ледовитом океане всегда состоял из китов, дающих 100 и более боченков жира. Действительно, только 12 фунтов уса приходится на боченок жира для перваго, и 15 фунтов уса приходится, в среднем, на боченок жира для втораго моря. Крупные же киты Охотскаго моря повидимому не уступают в этом отношении китам Арктическаго океана; например, кит, пойманный в Шантарской бухте и давший 206 боченков жиру, дал также 3.214 фунтов китоваго уса. По всей вероятности, эти киты посещают зимою различныя моря и имеют между собою общение, если не в определенное время, то по крайней мере иногда.

      Эти жители Охотскаго и Берингова морей – громадныя животныя и, вероятно, самыя крупныя на всем земном шаре. Никакое описание полярнаго кита не даст читателю понятия о громадных размерах самых крупных экземпляров, постигнуть которые можно только тогда, когда увидишь этих животных выброшенными на какой-нибудь берег. Самый большой кит из всех, мною пойманных, имел в длину 82 фута от губы до конца хвоста; обхват наиболее толстой части его тела составлял 69 фут., длина от дыхательнаго отверстия до оконечности рта 24 фута 5 дюйм. и ширина хвоста по прямой линии между обоими оконечностями 24 фута 8 дюйм. Размеры внутренности рта были следующие: длина от горла до отверстия рта, по прямой линии, 21 фут. 2 дюйм., ширина неба 9 дюймов, наибольшая ширина между концами усов 7 фут. 7 дюйм., наибольшая высота рта по перпендикуляру 9 фут. 3 дюйм. Наибольшая длина уса была 12 фут. 2 дюйм. и наибольшая ширина 14 дюйм.; наибольшая толщина 7/16 дюйма; наибольший слой жира 18 дюймов. Животное дало: 206 боченков жира и 3.214 фунт. уса, высушеннаго и связаннаго для грузки; это равно 1.442 пуд. жира и 88 15/40 пуд. китоваго уса, т. е. принимая во внимание цены этих предметов в 1885 году – жир 50 центов за галлон и ус 2,50 дол. за фунт золотом, получим стоимость этого кита 24.815 руб. Мне всегда казалось, что вес жира и уса этих китов не может превосходить 1/10 всего веса, и что то же самое относится и к объему; однако, с уверенностью в этом, все-таки, с сильным колебанием осмеливаюсь высказаться о столь своеобразном предмете, как тот, который подлежит нашему рассмотрению. По моему соображению, вес животнаго, размеры котораго были только что приведены, должен был достигать около 14.500 пуд. или около 240 тон., что равно весу 1.000 бычков в 14 1/2 пуд. каждый. Объем его должен был достигать около 9.600 куб. фут., и если изрубить и уложить труп этого громаднаго животнаго, то потребовался бы чан длиною 40 фут., шириною 20 фут. и вышиною 12 фут. Предполагая в С.-Петербурге 600.000 жителей, оказывается, что это чудовище содержало достаточно мяса, чтобы снабдить каждаго из них бифштексом в 1/2 фунта, да еще достало бы по кусочку языка для закуски. Жиру от него получилось бы достаточно, чтобы испечь все блины за одну масляницу, а из уса вышло бы по корсету для каждой дамы этого города. Но это описание крупнаго кита не может дать читателю точнаго понятия о его величине, которая тут выражается цыфрами измерений веса и объема; даже скелет дает нам об этом только слабое представление. Но если бы обтянуть этот скелет, - чтобы он представлял нам кита таковым, каков он в действительности, когда находится в своей стихие, - и если бы превратить его рот в столовую, а желудок в бальный зал и если бы увидеть 24 человека, сидящими за столом в его рте и с дюжину пар танцоров, кружащихся в его желудке – тогда зритель постиг бы его размеры.

      Попадались по временам еще более крупные экземпляры и давали свыше 300 боченков жира; без сомнения, такие экземпляры существуют и теперь. Я видел китовый ус длиною в 15 фут и слышал, что ус одного кита, пойманнаго в Арктическом океане, достигал 17 фут. длины. Пять сезонов сряду, это чудовище видели в Шантарской (Тугурской) бухте, но преследование было тщетно, и наконец даже решили, было, что это призрак, который являлся многим смелым китоловам, во время мечтаний их о «жире и китовом усе». Этот кит посещал Шантарскую бухту всегда один, никогда не пуская фонтана и только высовывая из воды дыхательное отверстие и часть головы; только один раз, когда автор почти что ударил его гарпуном, он ушел, сделав прыжок, который поднял большую часть его тела из воды. Цвет его был желтовато-серый, и на его спине было несколько белых пятен, одно из которых делало белым его дыхательное отверстие, что и давало возможность его узнавать. Множество уткородок виднелось на его коже и передняя часть головы была покрыта щетиною. Размеры его были громадны и вид его производил впечатление не кита, а скорее морского чудища прошедших веков.